Вопрос авторства это вопрос власти. Современное искусство претендует занять уготованное ей финансовым капиталом проплаченное место медиума, жреца или шамана в позднем промышленном антропоцене. Задача современной доминирующей системы  — утилизировать и кастрировать сакральное при помощи институционализации и коммодификации искусства, в том числе кинематографа. Поэтому авторство, а не иллюзия авторства, может реализоваться вне цензурных норм, а также тех ограничений и фильтров, которые не именуются цензурой. 


Политическая, этико-правовая цензура

Мы совершенно далеки от того, чтобы отстаивать тезис о пользе или вреде цензуры. Сегодня глупо было бы ругать её, еще глупее — славить. Обычно людям первыми в голову приходят мысли об этико-правовой (политической) цензуре. Наша задача заключается в попытке классифицировать цензуру в зависимости от ее очевидности для субъекта, агента или пользователя. Наш тезис заключается в том, что основное внимание должно быть направлено на скрытые формы цензуры, которые в общественном сознании цензурой не являются. В лучшем случае их именуют самоцензурой, фильтрами, в худшем — актуальностью, кассовыми сборами, искусством, прекрасным и т.д. В последнем случае мы имеем дело с манипуляцией и угрозой творческой свободе, часто именем творческой свободы. Над регламентацией, т.е. секуляризацией творчества и искусства работают целые институты и армии кураторов, менеджеров, продюсеров, критиков, дистрибьюторов, киноведов, что вроде бы  свидетельствует об активных процессах в кино. Однако эти активные процессы напоминают разложение в туше кита, отчего тот раздувается все больше и больше как деривативный финансовый пузырь. 

Кадр из фильма «Вечная весна» 2022, реж.Я.Лофтус (Канада)


Итак политический или морально-правовой запрет — сравнительно самый безобидный тип цензуры. Будучи, как правило, политико-правовой нормой, он манифестируется, декларируется, пропагандируется  доступными в государстве средствами. Тем самым творческая свобода определяется выбором обойти запрет, вынести его за скобки в художественном высказывании или пойти на риск и нарушить его. Создаваемые границы, прессинг могут стать как творческим стимулом, так и средством от художественной эректильной дисфункции. В некотором роде цензуру можно рассматривать как способ связи автора с внешним миром и аудиторией. С другой стороны, творческая беспомощность часто цепляется за запреты в качестве компенсации отсутствия субъектности. Борьба с цензурой как и ее апологетика (утверждение высших ценностей) могут рассматриваться как стороны одной медали иллюзии субъектности. Иллюзии, которая выгодна доминирующей системе, неважно, восточного или западного типа.

Этико-правовая цензура бросает тень самоцензуры. Самоограничение предопределяет приемлемый выбор тем и художественных приёмов, допустимых вопросов. Тот, кто по своей воле прячется или невольно оказывается в тени цензуры, а также сознательно или нет — её жертвой, становится ее медиумом или незримым агентом. Таково свойство нормы, обеспеченной государственным принуждением. Субъектность автора находится за границами нормы.


Как цензоры смотрели 10 часов на сохнущую краску

В 2016 году Чарли Лайн собрал с помощью краудфандинга 6 тыс. фунтов стерлингов, чтобы оплатить классификацию своего фильма Британским советом по классификации фильмов. Стоимость одной минуты цензуры составляла 9,5 фунтов. Протест Чарли заключался в том, что он снял многочасовой фильм о том как сохнет серая краска на кирпичной стене. Собранной суммы хватило на 10 часов видео, которые цензоры добросовестно отсмотрели.

Справедливости ради следует отметить, что Британский совет по классификации фильмов — негосударственная общественная организация, созданная в 1912 году кинематографистами, которые предпочли цензурировать самих себя, нежели отдавать право на это правительству. Тем не менее это ставит вопрос о границах нормотворчества частными институтами и пределах их произвола в публичной сфере. Актуальность этой проблемы обусловлена деятельностью глобальных цифровых платформ, монополизировавших свое положение  в праве определения допустимого контента. Коммерческая составляющая присутствует в алгоритмах платформ, эксплуатирующих человеческое внимание. Так мы подошли к коммерческой цензуре.


Коммерческая цензура

Менее травматичной, на первый взгляд, но более опасной представляется цензура, которая обусловлена системой экономико-производственных отношений. В современном мире господства финансового глобального капитала (в том числе в сфере инвестиций в кино) таким ограничителем выступает коммерческая цензура. Опасность ее заключается уже в том, что оценка коммерческого потенциала фильма как вероятного объекта инвестирования чаще не рассматривается как цензура. Речь идет не только про финансирование фильмов или про их демонстрацию. Главным образом проблема заключается в присвоении дистрибьютерской системой (речь идёт и о стриминговых платформах) сакрально-символической функции возведения фильма в сферы большого кино или бытия фильма как искусства.

От дистрибьютерской системы зависят кинотеатры в силу контрактов об аренде экранного времени, топовые кинофестивали, смысл существования которых для авторов обусловлен потенциальной возможностью дистрибуции и бытия их фильма как кино. 

Подобно этико-правовой цензуре коммерческая цензура также бросает тень самоцензуры. Коммерческая самоцензура может выражаться в конъюнктурных фильтрах, связанных с финансированием, даже на уровне замысла фильма.

Следует упомянуть развитие глобальных цифровых платформ, которое сопровождается угрожающей экономической концентрацией.   Деятельность таких платформ характеризуется эксплуатацией человеческого внимания и использования его как капитала. При помощи алгоритмов, использующих ИИ, создается среда, в которой предопределяется содержание контента и тем самым создается иллюзорность авторства.

Культурная, социально-политическая и экономическая среда способны задавать эстетический вектор или определять воспроизводство актуального в искусстве. Автор, художник, приспосабливаясь к этой среде, как было сказано, сами становятся проводниками или агентами цензуры. Бытиё режиссёра как автора не может определяться факторами коммодификации в дистрибутивной системе или цифровых платформ. 


В 2016 году три режиссера из Минска поспорили о том, чей фильм получит наивысшую категорию цензурирующего органа Министерства культуры. Для этого каждый из них снял короткометражный фильм, в котором по условиям не должно было быть насилия, порно или эротических сцен, нецензурных выражений. Спор выиграл одноименный фильм “Цензор” Александра Мартынюка, получив возрастную категорию 18+.


Что делать?

Авторство, а не его иллюзия,  возможно в случае эмансипации от норм морально-правового или политического запрета, факторов коммодификации в киноиндустрии, цифровых платформах.

Следует распознавать манипуляцию, которая направлена на эксплуатирование свободы творчества, создание иллюзии субъектности. Манипуляция проявляется в том, что фактическая цензура завуалирована именем прекрасного, актуального, популярного и т.д. 

Нельзя не учитывать многих миллионов агентов теневой цензуры, которые волей или неволей делегируют вину за происходящее на настоящих субъектов. Это происходит как в случае соблюдения, так и нарушения цензурных норм.


Тема цензуры в кино нашла свое отражение в кино. Британский хоррор “Цензор” 2021 года (режиссер Прано Бэйли-Бонд) посвящен связи экранного и реального насилия. Чиновница цензурирует жестокое кино и сходит с ума.